Данные Бартлетта и его теория

Очевидно, что разработанная Бартлеттом теория схемы учитывала его же экспериментальные данные о восприятии и памяти. Но он, в конце концов, никогда ясно так и не сказал, каким же образом его собственная теория объясняет его данные! Проблема заключается в том, что все его экспериментальные данные были собраны 15 - 20 годами ранее написания им его книги Запоминание, в которой он и представил полностью разработанную теорию схемы. Большинство собранных данных он опубликовал (Бартлетт, 1916, 1920, 1921, 1928) до того, как разработал теорию схемы и в Запоминании он лишь воспроизвел некоторые прежние данные, и затем в главе 10 изложил свою новую теорию схемы. Таким образом, само по себе использование теории схемы оставлено, в важнейшей ее части, на читателей книги. В данной части текущей I главы мы предпримем такой опыт.

Модель схемы в чистом виде. Вначале я воспользуюсь моделью схемы в чистом виде и попытаюсь понять, в какой же степени она способна объяснить данные Бартлетта, как это подчеркивалось ранее в настоящей главе. Важнейшая сделанная Бартлеттом находка, что воспоминания в его опытах редко отличались точностью, позволяет ее объяснение. Как я понимаю принцип модели схемы в чистом виде, только информация того типа, которая аккуратно воспроизводится при воспоминании, представляет собой образцы чистого родового схематизма. Все прочие типы информации изменяются посредством их взаимодействия с соответствующей схемой. Отсюда текст, утверждающий "вот комната, располагающая стенами, дверью, потолком и окнами" понимается воспоминаемой в своем собственном виде, поскольку она и является схемой для комнат вообще. Любой другой тип текста вероятно должен содержать преобразования, выводящие на подобностные или дедуктивные изменения.

Теория способна хорошо объяснить основные обобщения находок. В отличие от более ранних работ (и более поздних работ!) Бартлеттовская теория схемы предоставляет возможность обсуждения глубинных структур элементов текста. Таким образом, например, теория схемы предоставляет мотивированный способ определения, что не соответствует (не является частью текущей схемы), что непохоже (не является частью никакой схемы) или несоразмерно (не совместимо с текущей схемой). Если мы предположим что, вспоминая, опрашиваемый извлекал из памяти схему и не указывал не состоящие в ней предметы, следовательно, теория предсказывает, что опрашиваемый способен вспомнить соотносящиеся со схемой материалы и не имеет склонности помнить несоответствующие, непохожие или несоразмерные материалы.

Теория также хорошо способна объяснить эффекты различного рода трансформаций воспоминаний. Отсюда, если прибегнуть к известному Бартлеттовскому примеру, если читатель текста обращает внимание на редкий тип ореха (для англичанина), такой как арахис, следовательно, теория обязана предсказать смещение воспоминаний к более распространенной форме ореха (желудь). Если опрашиваемым предоставляют текст, заведомо исключающий часть элементов схемы, то должна существовать возможность предсказания того, что при вспоминании опрашиваемые включат отсутствующий материал, заполнив, таким образом, пробелы и делая прагматические выводы.

Должно быть понятно, почему же теория Бартлетта смогла сыграть такую важную роль в дальнейшем развитии когнитивной психологии и когнитивной науки. Она дала возможность объяснимо изучить широкий спектр изучаемых данных памяти. Однако появились и довольно серьезные проблемы: (а) Теория не смогла помочь исследованиям воспоминаний тех ориентированных на схему данных, которые не относятся к модальной информации (т.е. неспособных учесть правильность воспоминания текста, включающих утверждения наподобие "орех пекан упал с дерева", если мы предполагаем, что желуди это обычная форма орехов, растущих на деревьях); (б) Теория не учитывает правильность воспоминаний любой несхематической эпизодической информации. В частности, теория не объясняет ту же найденную Бартлеттом возможность "курьезной сохраняемости тривиального" (с. 184); (в) Теория предполагает, что любая структура памяти содержит родовое знание.

Схема плюс теория образца. Схема плюс теория образца сохраняет все свойства теории схемы в чистом виде, поскольку она способна объяснять все такого рода аспекты суммирования и воздействия на воспоминания умозаключений, объяснения и чему дает и теория схемы в чистом виде. Вдобавок, схема плюс теория образца работоспособна и для некоторых эпизодических воспоминаний. Например, попытка вспомнить когда-то однажды виденную специфическую комнату возможна при воспоминании "сторонней детали", например того, что дверь в данную комнату сдвижная или что внутри нее в клетке находился утконос. Однако теория не способна анализировать успешность воспоминаний ориентированной на схему информации (например, наличие двух осветительных ламп и кресла-качалки в комнате) или обычной несхематической эпизодической информации (например, что в кресле-качалке лежал кирпич). Вдобавок, эта интерпретация Бартлеттовской теории схемы предполагает, что любая структура памяти состоит из принадлежащей схеме родовой информации; проблемы, вытекающие из данного предположения, мы обсудим в данной главе позже. Так, изменяя теорию схемы, мы вновь сталкиваемся не только с впечатляющим теоретическим описанием, охватывающим широкое разнообразие данных, но и с теорией, не лишенной некоторых нежелательных недостатков.

Реакция на Бартлеттовскую теорию схемы

В Англии, где бихевиоризм делал лишь первые свои шаги, поначалу Бартлеттовская теория схемы была встречена весьма восторженно, и последовало несколько попыток ее истолкования и развития (Олдфильд и Зангвилл, 1942a, 1942b, 1943). В своем обзоре Запоминания Барт (1933) утверждал, что "данная работа наиболее важный вклад в психологию, имевший место в этой стране на протяжении прошедших лет" (с. 187). Как утверждали Олдфилд и Зангвелл (1942b), принцип схемы "особенно в лице Бартлетта вел к временному появлению веры в то, что мы располагаем действительно новаторским подходом к фундаментальным проблемам психологии" (с. 268).

В США, где бихевиоризм уже занял место доминирующей теории, книгу встретили менее восторженно. Например, Дженкинс (1935) утверждал, что "книга, безусловно, найдет свое место в библиотеке исследователей памяти, но она не превратится в повод выделить особый предмет подобных исследований, претендующих проложить путеводную нить для понимания этой столь важной проблемы" (с. 715).

С течением времени бихевиористский и редукционистский подходы, вошедшие в силу в английской психологии, породили негативное отношение к Бартлеттовской теории схемы и в Англии. Кончина Бартлетта в 1969 году откликнулась волной критики в некрологах этой части его теоретического наследия. Зангвилл (1970) утверждал, что концепция схемы "представлялась многим нечто чуть большим, чем повторное описание данных, для объяснения которых она разрабатывалась, и для подлинного прогресса ей недостает достаточно точных теоретических оснований" (с. 78). Олдфилд (1972) утверждал, что "усилия, затраченные на прояснение существенных элементов теории с целью обеспечить ее применимость в эмпирических исследованиях и экспериментах, оказались безуспешны" (с. 136). Бродбент (1970) утверждал, "Данные концепции вызвали обширные споры … Но справедливо сказать, что к настоящему времени они угасли, и что понятие "схема" уже совершенно вышло из употребления" (с. 4). В ретроспективном обзоре Запоминания, впервые представленном в 1971 году как Бартлеттовские Лекции, Зангвилл (1972) заключал, что "лучшей участью теории [схемы] вероятно, как я полагаю, явилось забвение" (с. 127). Ясно, что теория схемы, спустя 40 лет после ее публикации, оказалась далеко не в лучшем положении. Однако положение изменилось, и предпринятое в 80-х годах исследование цитирования (Уайт, 1983), показало, что Запоминанию принадлежало второе место по цитированию в работах по исследованию памяти. (Рассказанная здесь история - неплохая мораль любому исследователю. Даже если ваши современники и отклоняют одну из излюбленных вами идей, продолжает существовать возможность, что и она принесет свои золотые плоды.)

Современная теория схемы

Теория схемы влилась в основной поток психологии через боковую дорожку информатики. В ранний период развития предмета искусственного интеллекта пытались придать машинам интеллект очень похожий на человеческий. И в то время (как и сейчас) существуют трудности в написании программ, позволяющих машинам воспринимать, разговаривать и обучаться. Информатик Марвин Мински рассматривал человеческое бытие как существование, доказывающее возможность организмов выполнять подобные задачи, и поэтому затрачивающее некоторое время на размышления о том, как люди способны выполнять подобные задачи. Размышляя над этими проблемами, Мински и прочитал Бартлеттовское Запоминание, помогшее ему, показав, что особенностью таких задач как восприятие мира людьми оказывается "обманываемость" и нисходящее знание о мире, разрешить проблему восприятия (Мински, 1975). Мински обосновывал, что если машины предназначены выполнять такие высокоуровневые задачи как восприятие, распознавание языка и обучение, они тоже требуют оснащения большим количеством знания. Основные аргументы Мински пользовались огромным влиянием в ранний период развития искусственного интеллекта (Бревер, в печати; Дайер, Куллингфорд и Альварадо, 1990; Майда, 1990).

Рамочность. Мински предложил особое решение проблемы размещения знаний в машинах. Он использовал для представления знаний о мире конструкцию "рамок" (фреймов) (Мински, 1975). С нашей точки зрения, рамки следует понимать только как другое имя схематизма. Мински предложил, чтобы рамки имели вид структур знаний, содержащих фиксированную структурную информацию. Рамки обладают креплениями (слотами), воспринимающими определенный диапазон переменных. Каждому креплению сообщается значение по умолчанию, если оно используется при неприсвоении величины, предоставленной восходящей информацией из внешнего мира. Например, если машина (или человек) пытается представить определенный учебный класс университета, родовая рамка учебного класса должна содержать фиксированную информацию (например, комнаты имеют стены, комнаты имеют потолки, комнаты имеют двери, комнаты освещаются). Рамка комнаты должна содержать крепление для двери, и если отсутствует информация, поступающая со стороны мира (например, посредством наблюдающей комнату телевизионной камеры), то в таком случае рамка помещает в крепление значение по умолчанию (т.е. наиболее распространенный тип двери для классных комнат). В сущности, предложенный Мински принцип рамки сводится к предложению как именно представить родовое знание. Принцип рамки способен найти объяснение всем выделенным Бартлеттом данным памяти, связанным с суммированием и дедуктирующим вспоминанием.

Воплощение схемы. Кроме сохранения преимуществ, вытекающих из способности теории представлять родовое знание, теория Мински преодолевает один из важнейших недостатков теории Бартлетта, - гипертрофированной формы абстракционизма, исчезнувшей в теории, не предполгающей механизма для работы со специфической ориентированной на схему информацией. Предложенная Мински рамка представляет родовое знание (в фиксированных рамках и в значениях по умолчанию), но оно же и включает механизм (использующий эпизодическую информацию для установки в крепления), содержащий специфическое схемное представительство для отдельных специфических представителей мира.

На протяжении 1970-х психология понемногу освободилась от бихевиоризма и начался процесс когнитивной революции (см. Бревер и Накамура, 1984 для анализа того, как подобные изменения освещают дорогу для возрождения концепции схемы). Идеи Мински довольно быстро были восприняты когнитивной психологией (например, Румельхарт и Ортони, 1977, Шенк и Абельсон, 1977), и данные работы заложили основы современной теории схемы. В оказавшей сильное влияние работе Румельхарта (1980) так описывался общий принцип воплощения схемы: схема воплощается всякий раз, когда частная конфигурация значимости соотносится с частной конфигурацией переменных на протяжении частного момента времени" (с. 36). Исследователи (например, Бовер, Блек и Тёрнер, 1979) показали, что родовая схемная информация хранится в долговременной памяти, и когда на индивида действует определенный образец ориентированной на схему информации, тогда экспонирование увеличивает специфическое ситуативное схемное представительство (например, данные памяти об определенной комнате, оснащенной люминесцентным освещением, зеленой деревянной дверью и т.д.).

Абстракционизм. Последующие дискуссии на тему отношений специфического и родового знания (Барсалу, 1990; Хинтцман, 1986, Медин и Росс, 1989) выявили, что Бартлеттовский принцип ведения абстрагирования поверх образцов, с последующим их отбрасыванием, просто представлял собой одну из возможностей, позволяющую учитывать столкновение старого знания в представлениях памяти. Например, Хинтцман (1986) объяснял, что существует возможность запоминания каждого образца и выполнения абстрагирования уже в момент воспоминания. Существует и другая теория, по которой все образцы абстрагируются в форму схемы, но и, вдобавок, все они сохраняются в памяти. Все это порождает немалые трудности, и, фактически, Барсалу (1990) утверждал, что проведение полного разделения между названными альтернативами невозможно. Однако можно отметить и то, что во всех этих предложениях наследуется установленный Бартлеттом узловой момент столкновения старого и нового знания и предсказываемые ими результаты во многом похожи на выводы Бартлетта.

Современные эмпирические исследования. Новые версии принципа схемы привели к многочисленным эмпирическим исследованиям, во многом продолжающим заложенные Бартлеттом интеллектуальные традиции. Например, Бовер, Блак и Тёрнер (1979) экспериментировали на сценариях (подкласс схематизма, относящийся к области человеческих действий) и выявили сильную связь сценарно ориентированных включений в воспоминаниях текстов сценариев. Бревер и Трейенс (1981) обнаружили основанные на схеме включения в воспоминаниях визуальных сцен (например, некоего офиса). Полный обзор таких экспериментов можно найти в Бревер и Накамура (1984).

Трудности теории схемы при анализе новых направлений

Несоответствующая и несоразмерная информация.

Одной из областей, создавшей определенные проблемы теории схемы оказалась задача анализа несоответствующей и несоразмерной схеме информации.. Некоторые критики теории схемы (Альба и Хашер, 1983; Торндайк и Екович, 1980) указывали, что все подобные теории плохо обрабатывают несоразмерную схеме информацию. Например, основная часть теорий схемы предсказывали бы, что несоразмерная схеме информация говорит о плохой работе памяти, тем не менее ряд исследователей (например, Дэвидсон и Хо, 1993) смогли обнаружить отличные примеры воспоминаний подобной информации.

Бревер и Тенпенни (1998) попытались приспособить теорию схемы для работы с подобной проблематикой. Мы собрали данные памяти по таким текстам, как в частности: "Гордон собрался сварить немного свежего кофе для ужина. Он извлек старую кофейную гущу. Он взял кофе из шкафа. Он вынул новый фильтр. Он положил кофе в фильтр. Он ехал на лошади по следу. Он положил фильтр под кофеварку. Он налил немного холодной воды из крана". В текстах похожих на данный (например, "Он ехал на лошади по следу") воспоминание несоответствующих схеме предложений довольно устойчиво.

Первое, на что мы обратили внимание, так это на то, что подобного рода теория схемы нуждается в смысловом оформлении понятий, несоответствующих и несоразмерных родовому знанию (то есть нечто несоответствующее требует и фиксации той умственной структуры, чему именно оно не соответствует). В приводимом выше примере отсутствуют какие-либо значимые дополнения к предложению, говорящему о поездке на лошади по следу; несоразмерно же оно только контексту сценария о приготовлении кофе.

Во вторых, мы предположили, что устойчивое вспоминание несоответствующего схеме материала связано с уровнем внимания, уделяемого этому материалу. Мы объясняем, что ресурсы внимания опрашиваемых используются для выработки новых эпизодических связей с несоразмерным материалом и назначении акцентов структуре сценария, что и объясняет достаточную устойчивость запоминания таких особенностей. Очевидный успех Уайла, Бревера и Тенпенни (1998) в разработке данных проблем помог завершению данных исследований. Но пока нет еще определенности, сможет ли какая-либо теория схемы обеспечить столь естественно присущий Бартлетту принцип "курьезной сохранности тривиального".

Совмещение родового знания и всего прочего знания

Сейчас очевидно, что главная проблема как Бартлеттовской теории схемы, так и современных теорий с присущим им энтузиазмом по отношению новой формы умственной структуры, та, что ее теоретики (включая современных авторов) склонны подразумевать, что схематизм является формой умственного представительства для любых комплексных форм знания. Например, Румельхарт (1980) утверждал, что схема представляла собой "структуру данных для представления сохраняемых в памяти родовых концепций" (с. 34). Вслед за тем, он, однако сказал, что схематизм представляет "наше знание обо всех концепциях, подчеркивающих объекты, ситуации, события, последовательности событий, действия и последовательности действий" (с. 34). Во многом повторяя сказанное, Бревер и Накамура (1984) утверждали, "схемы представляют собой бессознательные умственные структуры и процессы, подчеркивающие молярные аспекты человеческого знания и навыка. Они содержат абстрактное родовое знание, организуемое в форму новых качественных структур" (с. 140-141).

Неродовое знание. Попытка заставить схематизм работать со всеми формами человеческого знания и любыми формами человеческого существования использует многообразные формы неродового по своей природе человеческого знания. Например, рассмотрим фантастическую литературу. Если родовое знание оставить единственной доступной формой структуры, тогда бы фантастическая литература ничем бы не отличалась от "Дик и Джейн" американской книжки для учеников начальной школы, распространенной в 1940-х и 1950-х годах, типическим "элементом" которой была история с матерью Джейн, дававшей ей 25 центов с целью купить батон хлеба. Затем Джейн направлялась в магазин, брала батон, расплачивалась за него и возвращалась к матери. Теория схемы легко позволяет представлять структуры подобного рода описаний.

Однако описания с такого рода структурой встречаются довольно редко. В современной американской начальной школе подобные сценарии уже не в ходу. Одним из немногочисленных жанров, сохраняющим близость подобного типа родовой структуре, остаются американские дневные мыльные оперы, использующие стандартные сюжетные ходы дорожных происшествий, амнезии, нарушений супружеской верности и т.д. С другой стороны, подавляющее большинство текстов литературной фантастики построено на неродовых структурах знания, в котором читатель не способен предсказывать развитие событий, но способен наблюдать, фиксируя факты, имеющие место довольно вероятные связи между событиями. Наконец, можно обратить внимание и на то, что структуры элементов стандартной развлекательной фантастики не соответствуют образцам постмодернистской фантастики, в которой автор часто преднамеренно удаляет большинство форм базисной структуры.

Другая сфера, в которой наблюдается отличие между родовым и неродовым знанием - это область человеческого действия. Структура родового знания превосходно служит для фиксации факта описания маленькими детьми их участия в праздновании дня рождения или описания меню Макдональдса. Однако родовое знание не способно обеспечить фиксацию намечающегося нового действия. Таким образом, если вас просят быстро найти экземпляр книги Эббинхауза Память, и накрыть ее взбитыми сливками, то вам не удастся составить подходящий план и его выполнить. Ясно, что последнее включает в себя неповторимую последовательность действий и не может включать в себя подключение предварительно сохраненного родового сценария. Все же, планы нового определенно обладают структурой, поскольку такой способ намного более эффективен, чем бесструктурный метод (например, способ произвольного движения, когда-то, вероятно, и ведущего к столкновению книги и взбитых сливок). Когнитивная психология и когнитивистика все еще не завершили поиск решения проблемы представления неродового знания; в этом смысле здесь следует сказать несколько слов о некоторых важных предложениях в данной области.

Умственные модели. Джонсон-Лейерд (1980, 1983) нашел довольно убедительную аргументацию для той формы умственного представительства, которое он связал с "умственными моделями". Как он утверждает, "модель не способна произвольно, подобно логическому представлению, показывать положение вещей, и, следовательно, его структуру, но играет прямую представительскую или аналогичную роль. Его структуры отражают соответственные аспекты соотносимых положений вещей мира" (с. 98). Если кто-либо, знающий географию США слышит текст, описывающий дорогу от штата Мэн к Бостону, Нью-Йорку и Флориде, то в таком случае пространственная информация, возможно, представлена в родовой форме (в виде "мысленной карты", например). Следовательно, воспоминание подобной информации может фиксироваться в понятиях схемы, плюс соответствующих теории схемы версиях образцов. Однако, как указывает Джонсон-Лейред, прослушивание нового текста о некоем незнакомом месте (окрестностях, например, никогда не посещавшегося города) способно формировать нелингвистическую умственную модель о выраженной текстом пространственной информации, в силу чего умственные модели представлены набором эффектов в понимании и памяти, подобно тем, что назывались выше и для схематизма. Например, прочтение текста "Фридрих справа от Фила, а Фил справа от Дэвида" способно формировать умственную модель пространственных отношений между тремя названными людьми. Подобная модель позволяет делать основанные на ней выводы (например, Дэвид слева от Фила), не присутствующие в содержании исходного текста. Экспериментальную демонстрацию подобных зависимостей провели Перриг и Кинтцш (1985). Они показали, что опрашиваемые, располагавшие текстом описания фиктивного города, способны были быстро отвечать на вопросы, касавшиеся пространственного положения различных объектов, явно не описанного текстом (например, правильно или нет, что "Крупнейший супермаркет находится к северу от церкви"). Более детальное представление отличий между схематизмом и умственными моделями представлено в Бревер (1987).

С позиций понимания отличий между схемой и умственными моделями можно вернуться к собранным Бартлеттом данным и посмотреть, что же представляет собой очевидные примеры умственных моделей в его экспериментальных материалах. Например, один из использованных Бартлеттом текстов представляет собой "собирательную" африканскую историю. В этой истории птица заглатывает орех, ее съедает кустарниковый кот, кота съедает собака, собаку проглатывает питон (Бартлетт, 1932, с. 129). Я думаю, что хотя и те, кого опрашивал Бартлетт, вряд когда-либо слышали эту историю, им не составило труда составить новое умственное представительство подобной информации, и, что интересно, Бартлетт отмечает, что данная совокупная структура оказалась среди лучших в его экспериментах образцов запоминаемой информации (с. 188).

Наивные теории. Другой важный класс умственных представительств составляют наивные теории. Существует обширная литература (см. Драйвер, Гузне и Тибержин, 1985), показывающая, что как дети, так и взрослые обладают широким разнообразием наивных представлений о естественной среде (например, инфекционная теория заболеваний, вера в то, что тепло представляет собой движущуюся материю). Недавно Гопник и Вельман (1992) представили сильную аргументацию в пользу того, что подобного рода информация требует представления в понятиях наивных теорий. В последующем обсуждении поставленных проблем (Бревер, в печати) я утверждал, что наивные теории "представляют собой умственные структуры, включающие теоретические объекты (обычно ненаблюдаемые), отношения среди теоретических объектов, и отношения теоретических объектов к феномену некоторой среды" (там же, с. 1).

В недавно проведенных исследованиях Мишра и Бревер (1998) показали, что если взрослые теоретически объясняют некий набор данных, то формирующаяся теория структуры знаний облегчает воспоминание, подобно тому, что мы видим и в литературе, посвященной предмету схемы. Например, в следующем опыте ряд опрашиваемых знакомился с фразами, передававшими касавшиеся Гавайев факты, такие как: "Кауи, самому западному острову, примерно 40 миллионов лет. Он подвергся довольно значительной эрозии. Западнее Кауи находится гряда подводных гор … Гавайи, самый восточный остров, располагает двумя действующими вулканами. Горы острова Гавайи не сильно пострадали от эрозии". Перед чтением этих фактов одна группа (теоретическая группа) познакомилась с теорией развития островных гряд на основе представления об океанских плато, двигающихся в горячих очагах земной мантии. Группа, познакомившаяся с очаговой теорией, лучше запоминала соответствующую ей информацию из представленных текстов, чем контрольная группа. Опрашиваемые, участвующие в этом эксперименте, изолировались от тех, кто уже знакомился с очаговой теорией, и потому структура знания, облегчавшая в данном эксперименте запоминание, должна была представлять собой у них уже неродовую теорию, производную от фрагмента текста, построенного с помощью родовой теории.

<предыдущая страница | следующая страница>